Миф о Психее

Жили в некотором государстве Царь с Царицею. Было у них три дочки-красавицы, но старите по годам, хотя и были прекрасны на вид, все же можно было поверить, что найдутся у людей достаточные для них похва­лы, младшая же девушка такой была красоты чудной, такой неописанной, что и слов-то в человеческом языке, достаточных для описания и про­славления ее, не найти. Так что многие из местных граждан и множество иноземцев, которых жадными толпами собирала молва о необычайном зрелище, восхищенные и потрясенные недосягаемой красой, прикрывали рот своей правою рукою, положив указательный палец на вытянутый большой, словно они самой богине Венере священное творили поклоне­ние. И уже по ближайшим городам и смежным областям пошла молва, что богиня, которую лазурная глубина моря породила и влага пенистая волн воздвигла, по своему соизволению являет повсюду милость, враща­ется в толпе людей, или же заново, из нового семени светил небесных, не море, но земля произвела па свет другую Венеру, одаренную цветом дев­ственности.

Такое мнение со дня на день безмерно укреплялось, и растущая слава по ближайшим островам, по материкам, по множеству провинций рас­пространялась. Толпы людей, не останавливаясь перед дальностью пути, перед морскою пучиною, стекались к знаменитому чуду. Никто не ехал в Пафос, никто не ехал в Книд, даже на самый остров Киферу для лицезре­ния богини Венеры никто не ехал; жертвоприношения стали реже, храмы заброшены, священные подушки раскиданы, обряды в пренебрежении, не украшаются гирляндами изображения богов, и алтари вдовствуют, по­крытые холодною золою. К девушке обращаются с мольбами и под смерт­ными чертами чтут величие столь могущественной богини; когда поутру дева появляется, ей приносят дары и жертвы во имя отсутствующей Ве­неры, а когда она проходит по площадям, часто толпа ей дорогу усыпает цветами и венками.

Чрезмерное перенесение божеских почестей на смертную девушку сильно воспламенило дух настоящей Венеры, и в нетерпеливом негодо­вании, потрясая головой, так в волнении она себе говорит:

Как, древняя матерь природы! Как, родоначальница стихий! Как, всего мира родительница, Венера, я терплю такое обращение, что смерт­ная дева делит со мною царственные почести, и имя мое, в небесах утверж­денное, оскверняется земною нечистотой? Да неужели я соглашусь де­лить сомнительные почести со своей заместительницей, принимающей под моим именем искупительные жертвоприношения, и смертная девуш­ка будет носить мой образ? Напрасно, что ли, пастырь пресловутый, суд и справедливость которого великий подтвердил Юпитер, предпочел меня за несравненную красоту столь прекрасным богиням? Но не на радость себе присвоила та самозванка, кто бы она ни была, мои почести! Устрою я так, что раскается она даже и в самой своей недозволенной красоте!

Сейчас же призывает она к себе сына своего крылатого, крайне дерз­кого мальчика, который, в злонравии своем общественным порядком пренебрегая, вооруженный стрелами и факелом, бегает ночью по чужим домам, расторгая везде супружества, и, безнаказанно совершая такие пре­ступления, хорошего решительно ничего не делает. Его, от природной ис­порченности необузданного, возбуждает она еще и словами, ведет в тот город и Психею, - таково было имя девушки, - воочию ему показывает, рассказывает всю историю о соревновании в красоте; вздыхая, дрожа от негодования, говорит она ему:

Заклинаю тебя узами любви материнской, нежными ранами стрел твоих, факела твоего сладкими ожогами, отомсти за свою родительницу. Полной мерой воздай и жестоко отомсти дерзкой красоте, сделай то един­ственное, чего мне больше всего хочется: пусть дева эта пламенно влю­бится в последнего из смертных, которому судьба отказала и в происхож­дении, и в состоянии, и в самой безопасности, в такое убожество, что во всем мире не нашлось бы более жалкого.

Между тем Психея, при всей своей очевидной красоте, никакой при­были от прекрасной своей наружности не имела. Все любуются, все про­славляют, но никто не является - ни царь, ни царевич, ни хотя бы кто-ни­будь из простого народа, кто бы пожелал просить ее руки. Дивятся на нее, как на божественное явление, но все дивятся, как на искусно сделанную статую.

Старшие две сестры, об умеренной красоте которых никакой молвы не распространялось в народе, давно уже были просватаны за женихов из царского рода и заключили уже счастливые браки, а Психея, в девах, вдо­вица, сидя дома, оплакивает пустынное свое одиночество, недомогая те­лом, с болью в душе, ненавидя свою красоту, хотя она всех людей привле­кала. Тогда злополучный отец несчастнейшей девицы, подумав, что это знак небесного неблаговоления, и страшась гнева богов, вопрошает древ­нейшее прорицалище - милетского бога - и просит у великой святыни мольбами и жертвами для обездоленной девы мужа и брака. Аполлон же, хотя и грек и даже иониец, из уважения к составителю милетского рас­сказа дает прорицание на латинском языке:

Царь, па высокий обрыв поставь обреченную деву

И в погребальный наряд к свадьбе ее обряди; Смертного зятя иметь не надейся, несчастный родитель;

Будет oн дик и жесток, словно ужасный дракон, Он на крылах облетает эфир и всех утомляет,

Раны наносит он всем, пламенем жгучим палит, Даже Юпитер трепещет пред ним, и боги боятся.

Стиксу внушает он страх, мрачной подземной реке.

Услышав ответ святейшего прорицателя, царь, счастливый когда-то, пускается в обратный путь недовольный, печальный и сообщает своей супруге предсказания зловещего жребия. Грустят, плачут, убиваются немало дней. Но ничего не поделаешь, приходится исполнять мрачное веле­ние страшной судьбы. Идут уже приготовления к погребальной свадьбе злосчастнейшей девы, уже пламя факелов чернеет от копоти и гаснет от пепла, звук мрачной флейты переходит в жалобный лидийский лад, и ве­селые Гименеи оканчиваются мрачными воплями, а невеста отирает сле­зы подвенечной фатой. Весь город сострадает печальной участи удручен­ного семейства, и по всеобщему согласию тут же издается распоряжение об общественном трауре.

Но необходимость подчиниться небесным указаниям призывает бед­ненькую Психею к уготованной муке. Итак, когда все было приготовлено к торжеству погребального бракосочетания, трогается в путь в сопровож­дении всего народа, при общей скорби, похоронная процессия без покой­ника, и заплаканную Психею ведут не как на свадьбу, а как па собствен­ное погребение. И когда удрученные родители, взволнованные такой бе­дою, медлили совершать нечестивое преступление, сама их дочка такими словами подбодряет их:

Зачем долгим плачем несчастную старость свою мучаете? Зачем дыхание ваше, которое скорее мне, чем вам, принадлежит, частыми во­плями утруждаете? Зачем бесполезными слезами лица, чтимые мною, пятнаете? Зачем темните мой свет в очах ваших? Зачем рвете седины? Зачем грудь, зачем сосцы эти священные поражаете ударами? Вот вам за небывалую красоту мою награда достойная! Поздно опомнились вы, по­раженные смертельными ударами нечестивой зависти. Когда народы и страны оказывали нам божеские почести, когда в один голос новой Вене­рой меня провозглашали, тогда скорбеть, тогда слезы лить, тогда меня, как бы уже погибшую, оплакивать следовало. Чую, вижу, одно только на­звание Венеры меня погубило. Ведите меня и ставьте на скалу, к которой приговорил меня рок. Спешу вступить в счастливый этот брак, спешу увидеть благородного супруга моего. Зачем мне медлить, оттягивать при­ход того, кто рожден всему миру на пагубу?

Сказав так, умолкла дева и твердой уже поступью присоединилась к шествию сопровождавшей ее толпы. Идут к указанному обрыву высокой горы, ставят на самой вершине ее девушку, удаляются, оставив брачные факелы, освещавшие ей дорогу и тут же угасшие от потока слез, и, опус­тив головы, расходятся все по домам. А несчастные родители ее, удручен­ные такою бедою, запершись в доме, погруженные во мрак, предали себя вечной ночи. Психею же, боящуюся, трепещущую, плачущую на самой вершине скалы, нежное веяние мягкого Зефира, всколыхнув ей полы и вздув одежду, слегка подымает, спокойным дуновением понемногу со склона высокой скалы уносит и в глубокой долине на лоно цветущего лу­га, медленно опуская, кладет.

Психея, тихо покоясь на нежном, цветущем лугу, на ложе росистой травы, отдохнув от такой быстрой перемены в чувствах, сладко уснула. Вдосталь подкрепившись сном, она встала с легкой душой. Видит рощу, большими высокими деревьями укра­шенную, видит хрустальные воды ис­точника прозрачного. Как раз в самой середине рощи рядом со струящимся источником дворец стоит, не человече­скими руками созданный, но божест­венным искусством. Едва ступишь туда, сразу узнаешь, что перед тобою какого-нибудь бога светлое и милое пристани­ще. Штучный потолок, искусно сделан­ный из туи и слоновой кости, поддер­живают золотые колонны, все стены вы­ложены чеканным серебром с изобра­жением зверей диких и других живот­ных, словно устремившихся навстречу входящим. О, поистине то был удиви­тельный человек, полубог, конечно, или, вернее, настоящий бог, который с ис­кусством великого художника столько серебра в зверей превратил! Даже пол, составленный из мелких кусочков дорогих камней, образует всякого рода картины. Поистине блаженны, два­жды и многократно блаженны те, что ступают по самоцветам и драгоцен­ностям! И прочие части дома, в длину и ширину раскинутого, бесценны по ценности; все стены, отягченные массою золота, сияют таким блеском, что, откажись солнце светить - они сами залили бы дом дневным светом; каждая комната, каждая галерея, каждая даже створка дверная пламене­ет. Прочее убранство не меньше соответствует величию дома, так что по­истине можно подумать, будто великий Юпитер создал эти чертоги не­бесные для общения со смертными.

Привлеченная прелестью этих мест, Психея подходит ближе, расхраб­рившись немного, переступает порог и вскоре с восхищенным вниманием озирает все подробности прекраснейшего зрелища, осматривая находя­щиеся по ту сторону дома склады, выстроенные с большим искусством, куда собраны были великие сокровища. Нет ничего на земле, чего бы там не было. Но кроме необычайности стольких богатств, было всего дивнее то, что сокровища целого мира никакой цепью, никаким засовом, ника­ким стражем не охранялись. Покуда она с величайшим наслаждением смотрела на все это, вдруг доносится до нее какой-то голос, лишенный тела.

Что, - говорит, - госпожа, дивишься такому богатству? Это все принадлежит тебе. Иди же в спальню, отдохни от усталости на постели; когда захочешь, прикажи купание приготовить. Мы, чьи голоса ты слы­шишь, мы, твои рабыни, усердно будем прислуживать тебе, и, как только приведешь себя в порядок, не замедлит явиться роскошный стол.

Психея ощутила блаженство от божественного покровительства и, вняв совету неведомого голоса, сначала сном, а затем купаньем смывает остаток усталости; увидев тут же подле себя появившийся полукруглый стол, накрытый, как о том свидетельствовал обеденный прибор, для ее трапезы, охотно возлегает за него. И тотчас вина, подобные нектару, и множество блюд с разнообразными кушаньями подаются будто гони­мые каким-то ветром, а слуг нигде нет. Никого не удалось ей увидеть, лишь слышала, как слова раздавались, и только голоса имела к своим услу­гам. После обильной трапезы вошел кто-то невидимый и запел, а другой заиграл на кифаре, которой также она не видела. Тут до слуха ее доносят­ся звуки многих поющих голосов, и, хотя никто из людей не появлялся, ясно было, что это хор.

По окончании развлечений, уступая увещеваниям сумерек, отходит Психея ко сну. В глубокой ночи какой-то легкий шум долетает до ее ушей. Тут, опасаясь за девство свое в таком уединении, робеет она и ужасается и боится какой-либо беды тем более, что она ей неизвестна. Но вошел уже таинственный супруг и взошел на ложе, супругою себе Психею сделал и раньше восхода солнца поспешно удалился. Тотчас же голоса, дожидав­шиеся в спальне, окружают заботами потерявшую невинность новобрач­ную. Так продолжалось долгое время. И по законам природы новизна от частой привычки приобретает для нее приятность, и звук неизвестного голоса служит ей утешением в одиночестве.

Меж тем родители ее старились в неослабевающем горе и унынии, а широко распространившаяся молва достигла старших сестер, которых все узнали и, быстро покинув свои очаги, поспешили, мрачные и печаль­ные, одна за другой, повидаться и поговорить со своими родителями.

В ту же ночь со своей Психеей так заговорил супруг - ведь только для зрения он был недоступен, но не для осязания и слуха:

Психея, сладчайшая и дорогая супруга моя, жестокая судьба грозит тебе гибельной опасностью, к которой, считаю я, следует отнестись с осо­бым вниманием. Сестры твои, считающие тебя мертвой и с тревогой ищу­щие следов твоих, скоро придут на тот утес; если услышишь случайно их жалобы, не отвечай им и не пытайся даже взглянуть па них, иначе причи­нишь мне жестокую скорбь, а себе верную гибель.

Она кивнула в знак согласия и обещала следовать советам мужа, по, как только он исчез вместе с окончанием ночи, бедняжка весь день прове­ла в слезах и стенаниях, повторяя, что теперь она уже непременно погиб­нет, накрепко запертая в блаженную темницу, лишенная общения и бесе­ды с людьми, так что даже сестрам своим, о ней скорбящим, никакой помощи оказать не может и даже хоть краткого свидания с ними не дож­дется. Не прибегая ни к бане, ни к пище, ни к какому другому подкрепле­нию, горько плача, отходит она ко сну.

Не прошло и минуты, как на ложе возлег супруг, появившийся немно­го раньше обыкновенного, и, обняв ее, еще плачущую, так ее вопрошает:

Это ли обещала ты мне, моя Психея? Чего же мне, твоему супругу, ждать от тебя, на что надеяться? И день, и ночь, даже в супружеских объ­ятиях, продолжается твоя мука. Ну, делай, как знаешь, уступи требовани­ям души, жаждущей гибели. Вспомни только, когда придет запоздалое раскаяние, о серьезных моих увещеваниях.

Тогда она просьбами, угрозами, что иначе она умрет, добилась от му­жа согласия на ее желание повидаться с сестрами, умерить их печаль и поговорить с ними. Так уступил супруг просьбам молодой своей жены, больше того, разрешил даже дать им в подарок, что ей захочется из золотых украшений или драгоценных камней, неоднократно предупреждая при этом и подкрепляя слова свои угрозами, что если она, вняв гибель­ным советам сестер, будет добиваться увидеть своего мужа, то святотат­ственным любопытством этим она низвергнет себя с вершины счастья и навсегда впредь лишится его объятий. Она поблагодарила мужа и с про­яснившимся лицом говорит:

Да лучше мне сто раз умереть, чем лишиться сладчайшего твоего супружества! Ведь кто б ты ни был, я люблю тебя страстно, как душу свою, и с самим Купидоном не сравняю. Но молю тебя, исполни еще мою просьбу: прикажи слуге твоему Зефиру так же доставить сюда сестер мо­их, как он доставил меня. - И запечатлев поцелуй для убеждения, ведя речь нежную, прильнув всем телом для соблазна, прибавляет к этим лас­кам: - Медовенький мой, муженек мой, твоей Психеи нежная душень­ка! - Силе и власти любовного нашептывания против воли уступил муж и дал обещание, что все исполнит, а как только стал приближаться свет, исчез из рук супруги.

А сестры, расспросив, где находится утес и то место, на котором поки­нута была Психея, спешат туда и готовы выплакать себе глаза, бьют себя в грудь, так что на частые крики их скалы и камни откликаются ответным звуком. Несчастную сестру свою по имени зовут, пока на пронзительный вопль их причитаний, доносившихся с горы, Психея вне себя, вся дрожа, не выбежала из дому и говорит:

Что вы напрасно себя жалобными воплями убиваете? Вот я здесь, о ком вы скорбите. Прекратите мрачные крики, отрите наконец щеки, мокрые от продолжительных слез, раз в вашей воле обнять ту, которую вы оплакиваете.

Тут, призвав Зефира, передает ему приказание мужа. Сейчас же, явив­шись на зов, он спокойнейшим дуновением доставляет их безопасным об­разом. Вот они уже обмениваются взаимными объятиями и торопливыми поцелуями, и слезы, прекратившиеся было, снова текут - от радостного счастья.

Но войдите, - говорит, - с весельем под кров наш, к нашему очагу и утешьте с Психеей вашей скорбные души.

Промолвив так, начинает она и несметные богатства золотого дома показывать, и обращает внимание их слуха на великое множество прислуживающих голосов, щедро подкрепляет их силы прекраснейшим ку­панием и роскошью стола, достойного бессмертных, так что в глубине их душ, досыта насладившихся пышным изобилием поистине небесных бо­гатств, пробуждается зависть. Наконец, одна из них с большой настойчи­востью и любопытством принялась расспрашивать, кто же хозяин всех этих божественных вещей, кто такой и чем занимается ее муж. Но Пси­хея, боясь нарушить супружеские наставления, не выдает сокровенной тайны, а наскоро придумывает, что он человек молодой, красивый, щеки которого только что покрылись первым пушком, главным образом, заня­тый охотой по полям и горам; и чтобы при продолжении разговора слу­чайно не нарушить принятого ею решения, нагрузив их золотыми ве­щами и ожерельями из драгоценных камней, тут же призывает Зефира и передает их ему для доставления обратно.

Когда приказание это было без замедления выполнено, добрые сест­ры по дороге домой, преисполняясь желчью растущей зависти, много и оживленно между собой говорили. Наконец, одна из них так начала:

Вот слепая, жестокая и несправедливая судьба! Нравится тебе, что­бы рожденным от одного и того же отца, одной матери, столь различный жребий вышел нам на долю. Нас, старших как-никак по возрасту, ты пре­даешь иноземным мужьям в служанки, отторгаешь от родного очага, от самой родины, так что вдали от родителей влачим мы существование, как изгнанницы, она же, самая младшая, последний плод уже утомленного чадородия, владеет такими богатствами и мужем божественным, а сама и пользоваться-то как следует таким изобилием благ не умеет. Ты видела, сестра, сколько в доме находится драгоценностей, какие сверкающие оде­жды, какие блестящие перлы, сколько, кроме того, под ногами повсюду разбросано золота. И если к тому же муж ее так красив, как она уверяет, то нет на свете более счастливой женщины. Может быть, как усилится привычка ее божественного мужа, укрепится привязанность, он и ее са­мое сделает богиней. Клянусь Геркулесом, к тому идет дело! Так она вела себя, так держалась. Да, метит она на небо, богиней держится эта женщи­на, раз и невидимых служанок имеет, и самими ветрами повелевает. А мне, несчастной, что досталось на долю? Прежде всего муж в отцы мне годит­ся, плешивее тыквы, телосложением тщедушнее любого мальчишки и все в доме держит на замках и запорах.

Другая подхватывает:

А мне какого мужа терпеть приходится? Скрюченный, сгорблен­ный от подагры и по этой причине крайне редко в любви со мной нахо­дящийся; большую часть времени растираю я его искривленные, затвер­девшие, как камень, пальцы и обжигаю эти тонкие руки мои пахучими припарками, грязными тряпками, зловонными пластырями, словно я не законная супруга, а сиделка, для работы нанятая. Видно, что ты, сестра, - я скажу открыто, что чувствую, - переносишь это с полным или даже рабским терпением. Ну а что касается до меня, так я не могу больше выдержать, что такая блаженная судьба досталась на долю недостойной. Вспомни только, как гордо, как вызывающе вела она себя с нами, самое хвастовство это, неумеренно проявленное, доказывает надменность ее духа; потом от таких несметных богатств, скрепя сердце, бросила нам крошку и тотчас, тяготясь нашим присутствием, приказала удалить нас, выдуть, высвистать. Не будь я женщиной, перестань я дышать, если не свергну ее с вершины такого богатства. Если и тебя, что вполне естествен­но, возмутило это оскорбление, давай обе вместе серьезно посоветуемся и примем решение, что нам делать. Но подарки, которые мы принесли с со­бою, не будем показывать ни родителям, ни кому другому, также совсем не будем упоминать, что нам известно что-либо о ее спасении. Довольно того, что мы сами видели, чего бы лучше нам не видеть, а не то, чтобы на­шим родителям и всему народу разглашать о таком ее благополучии. Не могут быть счастливы те, богатство которых никому неведомо. Она узна­ет, что не служанки мы ей, а старшие сестры. Теперь же отправимся к су­пругам и к бедным, но вполне честным, очагам нашим; не спеша и тщатель­но все, обдумав, мы более окрепшими вернемся для наказания гордыни.

По душе пришелся злодейский план двум злодейкам; итак, спрятав все богатые подарки, выдирая себе, волосы и царапая лицо, чего они и за­служивали, притворно возобновляют они плач. Затем, напугав роди­телей, рана которых снова открылась, полные безумия, быстро отправля­ются по своим домам, строя преступный, поистине отцеубийственный замысел против невинной своей сестры.

Меж тем неведомый Психее супруг снова убеждает ее в ночных своих беседах:

Видишь ли, какой опасности ты подвергаешься? Судьба издалека начала бой и, если очень крепких не примешь ты мер предосторожности, скоро лицом к лицу с тобой сразится. Коварные девки эти всеми силами готовят против тебя гибельные козни, и главная их цель - уговорить тебя узнать мои черты, которые, как я тебя уже не раз предупреждал, увидав­ши, не увидишь больше. Итак, если через некоторое время ламии эти не­годные, полные злостных планов, придут сюда, - а они придут, знаю это, - то не говори им ни слова. Если же, по прирожденной простоте тво­ей и по нежности душевной, сделать этого ты не сможешь, то по крайней мере не слушай никаких речей про своего мужа и не отвечай на них. Ведь скоро семья наша увеличится, детское еще чрево твое носит в себе новое дитя для нас, божественное, если молчанием скроешь нашу тайну, если нарушишь секрет - смертное.

Психея при вести этой от радости расцвела и, утешенная божествен­ным отпрыском, в ладоши захлопала, и славе будущего плода своего воз­веселилась, и почтенному имени матери возрадовалась. В нетерпении считает она, как идут дни и протекают месяцы, дивится непривычному, неведомому грузу и постепенному росту плодоносного чрева от столь кратковременного укола. А те две заразы, две фурии гнуснейшие, змеиным ядом, торопились снова пуститься в плаванье с преступной по­спешностью. И снова на краткое время появляющийся супруг убеждает свою Психею:

Вот пришел последний день, крайний случай: враждебный пол и кровный враг взялся за оружие, снялся с лагеря, ряды выстроил, сигнал протрубил; уже с обнаженным мечом преступные сестры твои подступают к твоему горлу. Увы, какие бедствия грозят нам, Психея нежнейшая! По­жалей себя, пожалей нас, и святого воздержанностью спаси дом, мужа, са­мое себя и нашего младенца от несчастья нависшей гибели. О, если бы тебе негодных женщин этих, которых после смертоубийственной ненависти к тебе, после попранной кровной связи непозволительно называть сестра­ми, не пришлось ни слышать, ни видеть, когда они, наподобие сирен, с вы­сокого утеса будут оглашать скалы своими губительными голосами.

Заглушая речь жалобными всхлипываниями, Психея отвечала:

Насколько знаю я, ты имел уже время убедиться в моей верности и неразговорчивости, теперь не меньшее доказательство дам я тебе душев­ной крепости. Отдай только приказание нашему Зефиру исполнить его обязанность и, в замену отказанного мне лицезрения священного лика твоего, позволь мне хоть с сестрами увидеться. Заклинаю тебя этими бла­говонными, по обе стороны спадающими, кудрями твоими, твоими неж­ными, округлыми, на мои похожими ланитами, грудью твоей, каким-то таинственным огнем наполненной, - да узнаю я хоть в нашем малютке черты твои! - в ответ на смиренные просьбы и мольбы нетерпеливые доставь мне радость обнять своих сестер и душу верной и преданной тебе Психеи утешь этим счастьем. Ни слова больше не спрошу я о твоем лице, самый мрак ночной мне уже не досаждает, так как при мне - свет твой. Зачарованный речами этими и сладкими объятьями, супруг ее, отерев слезы ей своими волосами, обещал ей все исполнить и исчез, предупреж­дая свет наступающего дня.

А чета сестер, связанная заговором, не повидав даже родителей, пря­мо с кораблей проворно направляется к обрыву и, не дождавшись появле­ния переносившего их ветра, с дерзким безрассудством бросается в глу­бину. Но Зефир, памятуя царские приказы, принял их, хоть и против воли, на свое лоно и легким дуновением опустил на землю. Они, не меш­кая, сейчас же поспешным шагом проникают в дом, обнимают жертву свою, лицемерно прикрываясь именем сестер, и, под радостным выраже­нием храня в себе тайник глубоко скрытого обмана, обращаются к ней со льстивою речью:

Вот, Психея, - теперь уже ты не прежняя девочка, сама скоро бу­дешь матерью. Знаешь ли ты, сколько добра ты носишь для нас в этом ме­шочке? Какой радостью все наше семейство обрадуешь? Для нас-то сча­стье какое, что будем нянчить это золотое дитятко. Если, как и следует ожидать, ребенок по красоте выйдет в родителей, наверное, Купидона ты на свет произведешь.

Так с помощью поддельной нежности они мало-помалу овладевают душою сестры. Как только они отдохнули с дороги на креслах и освежи­лись горячими парами бани, она принялась угощать их в прекраснейшей столовой удивительными и совершенными кушаньями и закусками. Ве­лит кифаре играть - звенит, флейте исполнять - звучит, хору высту­пать - поет. Всеми этими сладчайшими мелодиями невидимые музыкан­ты смягчали души слушателей. Но преступность негодных женщин не успокоилась и от мягкой нежности сладчайшего пения: направляя разго­вор к заранее обдуманной, коварной западне, принимаются они с хитро­стью расспрашивать, кто се муж, откуда родом, чем занимается. Она же по крайней простоте своей, забыв, что говорила прошлый раз, заново вы­думывает и рассказывает, что муж ее из ближайшей провинции, ведет крупные торговые дела, человек уже средних лет с редкой проседью. И, не задерживаясь на этом разговоре, снова нагружает их богатыми подарка­ми и передает для отправления ветру.

Пока, поднятые спокойным дуновением Зефира, возвращаются они домой, так между собой переговариваются:

Что скажешь, сестрица, о такой чудовищной лжи этой дурочки? То юноша, щеки которого покрыты первым пушком, то человек средних лет, у которого уже пробивается седина. Кто же он такой, что в столь корот­кий промежуток времени внезапно успел состариться? Не иначе, сестри­ца: пли негодница все наврала, или мужа в глаза не видела; что бы ни бы­ло правдой, прежде всего надо низвергнуть ее с высоты благополучия. Если она не знает лица своего мужа, значит, вышла за какого-нибудь бога и готовится произвести па свет бога. А уж если она (да не случится это­го!) прослывет матерью божественного ребенка, я тут же на крепкой пет­ле повешусь. Однако вернемся к родителям нашим и, как начало тех ре­чей, с которыми к Психее обратимся, сплетем подходящую ложь.

Добавить свою цену в базу

Комментарий

Психе́я - в древнегреческой мифологии олицетворение души, дыхания; представлялась в образе бабочки или девушки с крыльями бабочки. В мифах её преследовал Эрот (Амур), то она мстила ему за преследования, то между ними была нежнейшая любовь. Хотя представления о душе встречаются, начиная с Гомера, миф о Психее впервые был разработан лишь Апулеем в его романе «Метаморфозы».

Миф об Амуре и Психее

В мифе говорится, что у одного царя были три красавицы дочери, из которых красивее всех была младшая - Психея. Слава о её красоте прошла по всей земле, и многие приезжали в город, где жила Психея, чтобы полюбоваться ею. Ей стали даже воздавать божеские почести, забыв Афродиту. Последняя оскорбилась и решила погубить соперницу. Позвав своего сына Эрота, она показала ему красавицу и велела ему вселить в неё любовь к самому отверженному, безобразному и жалкому из людей. Между тем, Психея чувствовала себя очень несчастной оттого, что все любовались ею, как бездушной красотой, и никто не искал её руки.

В горе обратился её отец к милетскому оракулу, и бог ответил, что Психея, одетая в погребальные одежды, должна быть отведена на скалу для брака с ужасным чудовищем. Исполняя волю оракула, несчастный отец привёл Психею в указанное место и оставил её одну; вдруг дуновение ветра перенесло её в чудный дворец, обитаемый невидимыми духами, и она стала женой какого-то таинственного незримого существа. Блаженная жизнь Психеи, однако, продолжалась недолго: завистливые сёстры, узнав об её благополучии, решили извести её и хитростью достигли того, что Психея нарушила данное супругу обещание - не допытываться, кто он. Злые сёстры нашептали ей, что незримый супруг - дракон, который в один прекрасный день съест её с её плодом (Психея была уже беременна), и убедили её, чтобы она, вооружившись мечом и светильником, подстерегла его во время сна и убила.

Доверчивая Психея послушалась, зажгла светильник и стала рассматривать своего супруга, который оказался прекрасным Эротом; в то время, как она, поражённая красотой его лица, любовалась спящим, со светильника на плечо бога упала горячая капля масла, и он от боли проснулся. Оскорблённый вероломством и легкомыслием супруги, он улетел от неё, а она, покинутая, пошла по земле искать своего возлюбленного. Долго Психея ходила по всем землям, пока не была вынуждена преклониться перед своей соперницей - Афродитой, которая долго искала случая отомстить Психее и послала уже разыскивать её Гермеса. В это время больной от ожога Эрот лежал у своей матери.

Очутившись под одной кровлей с супругом, но разлучённая с ним, Психея должна была сносить всяческие преследования Афродиты, которая, желая ей смерти, придумывала разные невыполнимые работы.

Четыре испытания для Души с точки зрения психологов

Афродита сообщила девушке, что разрешит ей встретиться с сыном только в том случае, если она сможет выполнить четыре задания. Все задачи были практически невыполнимы, но каждый раз Психее чудом удавалось их решить. У психологов же свое мнение на этот счет. После каждого выполненного задания женщина приобретала новые знания и умения. Она не просто делала все возможное для встречи с любимым - она развивалась, чтобы стать достойной бога.

Например, сначала Афродита отвела девушку в комнату с огромной кучей разных семян и приказала рассортировать их. Психологи считают это важной символикой. Прежде чем принять окончательное серьезное решение, женщина должна суметь разобраться в своих чувствах, откинуть страхи, отделить нечто важное от совершенно несущественного. Это задание Психее помогли выполнить насекомые и птицы. Но Афродита все равно не хотела допустить девушку к своему сыну.

Затем Психея должна была добыть немного золотого руна от солнечных овнов. Эти огромные агрессивные чудовища растоптали бы девушку, отважься она пройти между ними. Но тростник подсказал ей дождаться ночи, когда животные покидают поле. С точки зрения психологов, подобное задание является метафорой - женщина должна уметь обрести силу, не теряя при этом особенностей своей личности, способности к сочувствию.

В третьем задании Психея должна была набрать воды из запретного источника, который низвергался из трещин самой высокой скалы. Естественно, девушка могла разбиться насмерть, если бы в этом деле на помощь ей не пришел орел. Некоторые специалисты считают, что подобная метафора обозначает способность увидеть общую картину происходящего, что крайне важно для решения некоторых проблем.

Психея боялась, что не сможет выполнить это задание, но над ней сжалились камни и пропустили ее в подземное хранилище. Там богиня Персефона дала ей ларец и наказала не заглядывать в него.

Но Психея так и не сумела совладать со своей женской натурой. На обратном пути она все же открыла баночку, чтобы позаимствовать немного божественной красоты. Но в баночке была не красота, а «подземный стигийский сон», тотчас же охвативший Психею.

Охваченная смертным сном, Психея долго лежала где-то на полпути из загробного царства - долго, но не вечно, как надеялась Афродита. Излечившись от своей раны, Эрот отправился на поиски своей возлюбленной и нашел ее. Увидев Психею, он снял с нее сон, вернул его в коробочку, легким уколом своей стрелы пробудил Психею и велел ей отнести коробочку к своей матери, остальное он, мол, берет на себя.

Окончание истории

После этого бог любви забрал свою суженую на Олимп, где получил разрешение Зевса на брак. Громовержец даровал девушке бессмертие и приобщил ее к пантеону богов. Богиня Психея и Эрос родили ребенка - Волупию, богиню наслаждения. Только союз души и любви может породить настоящее наслаждение, настоящее счастье.

Образ психеи

Психея представлялась на памятниках изобразительного искусства или в виде молодой девушки с крыльями бабочки, или в виде бабочки, то вылетающей из погребального костра, то отправляющейся в аид. Иногда бабочка прямо отождествлялась с умершим. Греческое слово «психея» означает «душа» и «бабочка». Психея представлялась и как летящая птица. Души умерших в аиде рисуются летающими, они слетаются на кровь, порхают в виде теней и сновидений. Душа Патрокла удаляется с «писком», причем употребляется глагол tridzein, «щебетать», «пищать». Души убитых Одиссеем женихов также уходят в аид с писком нетопырей.

Психея изображалась и в виде орла, устремляющего ввысь своей полет. В ряде текстов Гомера диафрагма воспринимается как Психея — душа. Кровь — тоже носитель души; у раненого душа выходит через рану, очевидно, в виде крови или ее вырывают вместе в острием копья: «из зияющей раны теснимый Дух излетел» (Гомер «Илиада», XIV 518-519). По Пифагору, Психея питается кровью; кровь — «седалище души».

Апулей в «Метаморфозах» рассказывает о полной приключений, романтичной любви Амура и Психеи; странствиях человеческой души, жаждущей слиться с любовью.

Символизм сказок и мифов народов мира. Человек – это миф, сказка – это ты Бену Анна

Миф о Психее

Миф о Психее

Психея (Psyche) по-гречески значит «душа» и «бабочка». Таким образом, оказывается, что этот миф повествует о связи между физической и духовной любовью и о том, что любящая душа, подобно бабочке, претерпевает метаморфозы.

Джон Френсис Бирлайн. «Параллельная мифология»

Апулей. «Метаморфозы, или Золотой осел»:

«Жили в некотором государстве царь с царицею. Было у них три дочки-красавицы, но старшие по годам, хотя и были прекрасны на вид, все же можно было поверить, что найдутся у людей достаточные для них похвалы, младшая же девушка такой была красоты чудной, такой неописанной, что и слов-то в человеческом языке, достаточных для описания и прославления ее, не найти».

В начале повествования представлена благополучная семья – зрелое сознание и эмоциональная сфера – царь и царица, принесшие прекрасные плоды души – три дочери, три эмоциональных начала. Что это за начала, и какими качествами обладают, увидим далее. Как всегда, младшая дочь самая красивая. Люди, ослепленные ее красотой, стали поклоняться ей как богине, а храмы Венеры опустели, жертвы в ее честь приносить перестали. Венера разгневалась на Психею, присвоившую ее почести, и призвала своего сына, крылатого Амура, чтобы наказать девушку. Имя прекрасной девы – Психея – душа и бабочка уже говорит о том, что место действия – душа человека и ее метаморфозы.

«Заклинаю тебя узами любви материнской, нежными ранами стрел твоих, факела твоего сладкими ожогами, отомсти за свою родительницу… пусть дева эта пламенно влюбится в последнего из смертных, которому судьба отказала и в происхождении, и в состоянии, и в самой безопасности, в такое убожество, что во всем мире не нашлось бы более жалкого».

Но Психея и без наказания Венеры страдала от своей красоты. Старших сестер просватали за женихов царского рода, а младшая плакала в одиночестве, т.к. ее воспринимали лишь как ожившую статую. Отец Психеи отправился к древнейшему прорицалищу милетского бога просить для младшей дочери мужа и получил ответ:

Царь, на высокий обрыв поставь обреченную деву

И в погребальный наряд к свадьбе ее обряди;

Смертного зятя иметь не надейся, несчастный родитель;

Будет он дик и жесток, словно ужасный дракон,

Он на крылах облетает эфир и всех утомляет,

Раны наносит он всем, пламенем жгучим палит,

Даже Юпитер трепещет пред ним, и боги боятся.

Стиксу внушает он страх, мрачной подземной реке.

Девушку облачают в траурные одежды и ведут к скале, оставив одну.

«А несчастные родители ее, удрученные такою бедою, запершись в доме, погруженные во мрак, предали себя вечной ночи».

Как и во многих русских и европейских сказках, а также греческих мифах, красавицу отдают в жертву чудовищу. В русских сказках змей, Кощей, Ворон – нечистый дух – уносят прекрасное женское начало. Андромеду, приковав к скале, отдают на съедение морскому чудовищу. Но в этой сказке о Психее есть коренное отличие, как увидим далее.

Родители Психеи оплакивают ее судьбу. Дом – сознание. Погрузиться во мрак и предать себя вечной ночи, значит, отдать сознание во власть энтропии, разложения. Они заживо похоронили дочь, думая, что отдали замуж за чудовище. Чудовище – символ хаоса, распада прекрасного начала, каким являлась их младшая дочь. Психея же не только жива, но и пребывает в ином мире с божественными существами.

«Психею же, боящуюся, трепещущую, плачущую на самой вершине скалы, нежное веяние мягкого Зефира, всколыхнув ей полы и вздув одежду, слегка подымает, спокойным дуновением понемногу со склона высокой скалы уносит и в глубокой долине на лоно цветущего луга, медленно опуская, кладет».

Психея попадает в великолепный дворец. «Едва ступишь туда, сразу узнаешь, что пред тобою какого-нибудь бога светлое и милое пристанище».

Из обычного дворца отца с матерью Психея попадает в необычный божественный волшебный дворец. Здесь не нужно прилагать никаких усилий для того, чтобы возникло все необходимое и даже сверх того.

Это напоминает скандинавский миф о Риге, давшем людям знания. Он спустился на землю и, прогостив у прабабки и прадеда, живших в землянке, дал им элементарные знания. От них пошел род слуг. Придя к более процветающим бабе и деду, жившим в добротном доме, бог Риг дал им больше знаний, – как вести торговлю и др. От них произошли ремесленники и торговцы. Придя в дом к матери и отцу, которые ничего сами не делали, живя в прекрасном доме, лишь смотрели в глаза друг другу, всю работу которых выполняли слуги, Риг дал им больше знаний. От матери и отца пошел знатный род конунгов, обладающих знанием рун. Здесь мы видим три дома – землянку, добротный дом и богатый дом, где трудятся слуги. Дом – сознание. Первое сознание ограниченное, последнее – духовное и мудрое, наиболее приближенное к богам, способное знанием рун исцелять и останавливать бурю, как говорится в мифе. В этом доме-сознании всю работу выполняют слуги, т.е. это сознание, прошедшее путь от землянки до дворца, совершившее работу над преображением себя, свободное от труда и борьбы с собой, отделившее истинное от ложного.

Психея попадает во дворец, где работа по преображению души уже совершена, истинное отделено от ложного. Невидимые слуги подают то, что нужно, и услаждают искусствами – это сфера чистоты и вдохновения.

Невидимые слуги разговаривают с Психеей и прислуживают ей. Готовят купание, накрывают стол, услаждают музыкой и пением. По ночам является муж ее, которого она не видит, но осязает и слышит. Однажды супруг предупреждает Психею:

«Сестры твои, считающие тебя мертвой и с тревогой ищущие следов твоих, скоро придут на тот утес; если услышишь случайно их жалобы, не отвечай им и не пытайся даже взглянуть на них, иначе причинишь мне жестокую скорбь, а себе верную гибель».

Психея же плачет в разлуке с родными и добивается от мужа разрешения на свидание с сестрами, чтобы утешить их печаль. «…делай как знаешь, уступи требованиям души, жаждущей гибели». Муж просит не внимать советам сестер попытаться увидеть его, если же это произойдет, то она навсегда низвергнет себя с вершины счастья и лишится его объятий. Психея клянется:

«Да лучше мне сто раз умереть, чем лишиться сладчайшего твоего супружества! Ведь кто б ты ни был, я люблю тебя страстно, как душу свою, и с самим Купидоном не сравняю».

В данный момент Психея – душа любит своего мужа за его прекрасные качества и ей не важен его внешний облик.

Когда сестры приходят оплакивать Психею к скале, младшая сестра повелевает Зефиру доставить их к ней. Увидев дворец, несметные богатства и невидимых слуг, сестры позавидовали Психее, хотя она и одарила их щедро. Возвращаясь домой, одна сестра говорила другой:

«Да, метит она на небо; богиней держится эта женщина, раз невидимых служанок имеет и самими ветрами повелевает. А мне, несчастной, что досталось на долю? Прежде всего муж в отцы мне годится, плешивее тыквы, телосложением тщедушнее любого мальчишки и все в доме держит на замках и запорах». Так же жаловалась на своего мужа и другая сестра.

Психея на расспросы о муже первый раз ответила сестрам, что он молод и красив. Сестры доброту и щедрость Психеи оценили по-своему, им это показалось гордыней, заносчивостью, а дары ее – крохами с превосходного стола «Не будь я женщиной, перестань я дышать, если не свергну ее с вершины такого богатства». Они решают никому, ни родителям, ни народу, не рассказывать о ее процветании. «Не могут быть счастливы те, богатство которых никому неведомо».

Психея счастлива в этом прекрасном дворце с любящим мужем и для нее не важны несметные богатства. Но она тоскует по родным, причем именно по завистливым жестоким сестрам, что и приведет ее к несчастью и изгонит из чистого вдохновенного царства. Тоска по сестрам – аналогия негармоничных качеств в Психее.

Муж снова предупреждает Психею о коварных замыслах сестер, главная цель которых уговорить увидеть черты супруга. Он также открывает ей, что она ждет дитя: «…детское чрево твое носит в себе новое дитя для нас, божественное, если молчанием скроешь нашу тайну, если нарушишь секрет – смертное».

Во второй раз посетив Психею, сестры вновь выведывают, кто ее муж, а она, забыв, что говорила в первый раз, придумывает, что он человек средних лет с проседью.

Поняв, что Психея не видела своего мужа и что скорее всего он бог, сестры не желают допустить блаженства Психеи в счастии с божеством и рождения у них божественного ребенка. Они придумывают ложь, чтобы устрашить Психею: «Мы наверняка узнали и не можем скрыть от тебя, разделяя скорбь и горе твое, что тайным образом спит с тобою по ночам огромный змей, извивающийся множеством петель, шея у которого переполнена вместо крови губительным ядом и пасть разверзнута, как бездна. Вспомни предсказания пифийского оракула, что провозвестил тебе брак с диким чудовищем. К тому же многие крестьяне, охотники, поблизости охотившиеся, множество окрестных жителей видели, как он под вечер возвращался с пастбища и переправлялся вброд через ближайшую реку… Теперь тебе представляется выбор: или захочешь послушаться сестер твоих, заботящихся о дорогом твоем спасении, и, избежав гибели, жить с нами в безопасности, или же быть погребенной во внутренностях жесточайшего гада». Психея в страхе открывает сестрам, что не видела мужа. Они же побуждают ее убить мужа ночью, подготовив отточенную бритву и лампу. Психея приняла решение «протянуть руку к преступлению», «…отчаивается, гневается и, наконец, в одном и том же теле ненавидит чудовище и любит мужа».

Психея перестает доверять своим чувствам и дает обмануть себя сестрам, вовлечь в иллюзию. Мужа, который нежно любит ее и одаривает прекрасной жизнью, она уже боится и ненавидит только потому, что в ее воображении нарисован образ чудовища. Истинное в ее сознании подменяется ложным. Она любила мужа не за внешность, так как не видела его, да это и не имело значения, она чувствовала прекрасное в нем. Теперь только потому, что в ее воображении он имеет облик дракона, она готова его убить, позабыв заботу и ласку, все то хорошее, что от него принимала. Ночью, после того, как муж заснул, взяла Психея бритву и поднесла лампу к ложу. Но как только «осветились тайны постели», увидела она прекраснейшего бога Купидона. Около ног мужа лежали лук и колчан со стрелами. Психея, осматривая стрелы, случайно ранит себя наконечником и, «сама того не зная, Психея воспылала любовью к богу любви». Она осыпала тело страстными поцелуями, но лампа неожиданно брызнула маслом и обожгла плечо богу. Проснувшись, Купидон увидел нарушившую клятву Психею и тут же поднялся в воздух.

«А Психея, как только поднялся он, обеими руками ухватилась за правую его ногу – жалкий привесок в высоком взлете – но, наконец, устав долгое время быть висячей спутницей в заоблачных высях, упала на землю. Влюбленный бог не оставляет ее, лежащую на земле, и, взлетев на ближайший кипарис, с высокой верхушки его, глубоко взволнованный, так говорит ей: – Ведь я, простодушнейшая Психея, вопреки повелению матери моей Венеры, приказавшей внушить тебе страсть к самому жалкому, последнему из смертных и обречь тебя убогому браку, сам предпочел прилететь к тебе в качестве возлюбленного. Я знаю, что поступил легкомысленно, но, знаменитый стрелок, я сам себя ранил своим же оружием и сделал тебя своей супругой для того, значит, чтобы ты сочла меня чудовищем и захотела бритвой отрезать мне голову, за то что в ней находятся эти влюбленные в тебя глаза… Почтенные советчицы твои немедленно ответят мне за свою столь гибельную выдумку, тебя же я накажу только моим исчезновением. – И, окончив речь эту, на крыльях ввысь устремился».

Внешнее для Психеи становится важнее внутреннего, сущностного, поэтому она теряет бога, теряет блаженство единения с крылатым разумом. Она пытается держаться за летящего бога, но не выдерживает. Еще не обретя свои собственные крылья, Психея не имеет сил подняться вместе с божеством в сферу небес – мудрости и истины. Неразумная дева изгнана из рая волшебного дворца, где ей не приходилось трудиться и она падает на бренную землю, где вынуждена бродить в поисках утраченного рая, в поисках возлюбленного – одухотворенного разума – своего бога.

В отличие от сказок, где прекрасную деву отдают чудовищу или оно уносит красавицу, здесь иллюзия чудовища. В этой сказке, наоборот, прекрасная Психея отдана крылатому богу, но об этом никто не знает, даже сама Психея. Чего обычно боятся люди более всего? Того, что скрыто в темноте, во мраке, где ничего не видно и поэтому непонятно, непознано, страшно. Но стоит зажечь свет и увидеть то, что вокруг, как страх исчезает, потому что все становится ясным и понятным. Люди боятся неизвестных им явлений, понятий и, только изучив их, вырабатывают по отношению к ним свою позицию, оценивая – хорошо это или плохо, истинно или ложно, возвышенно или низменно. Психея отдана во власть неведомой невидимой силы, которой она интуитивно доверяет, пребывая в блаженстве единства с духовным сознанием, которое еще не вполне понятно Психее – неопытной сфере души. У нее нет знания о высшем начале – ее муже, лишь ощущение его, поэтому ее легко ввести в заблуждение, и она боится того, чего не видела, не понимает. А то, что непонятно и поэтому пугает – легче убить, нежели познать. Невежество всегда стремится уничтожить то и тех, кто несет просвещение и просветление в умы и сердца.

Чудовище здесь не Купидон, а неведение, невежество, рисующее чудовищный образ непознаному возвышенному и одухотворенному.

Психея в горе бросилась с обрыва в реку, но волна вынесла ее на берег невредимой. Душа, отлученная от сияния светлого разума, пребывает во мраке и не желает существовать, но вода не может ее упокоить в себе, также как и омыть – пока Психея сама того не пожелает. Вода – символ подсознательных сил души. Психея стремится опуститься в неосознанную сферу подсознания, но активные силы души не позволяют ей этого, выплескивая вновь в сферу, где она помнит и понимает свою ошибку и поэтому жаждет ее исправить.

Сестры ее аналогичны сестрам русских сказок – о Финисте Ясном Соколе, где сестры разлучили красну девицу с Финистом – ясным разумом. И Финист и Купидон крылаты и обитают в небесной сфере, прилетая к своим возлюбленным. И Психея так же, как красна девица, вынуждена скитаться по белу свету в поисках возлюбленного, претерпевая множество невзгод, возделывая ниву своей души. В сказке о царе Салтане сестры аналогичны ткачихе с поварихой, которые хотят погубить царицу и ее сына и свергнуть с трона. Психея тоже носит внутри себя младенца – плод крылатого бога, которому сестры также не хотят дать процветать и занять подобающее себе место. В сказке о царе Салтане ткачиха с поварихой вводят в заблуждение царя – разум и бросают царицу с сыном в море, а здесь сестры – искаженное эмоциональное начало, сеющее иллюзии, ослепляют неопытную доверчивую неразборчивую еще, не умеющую отделить истинное от ложного Психею – эмоциональную сферу.

Психея пошла по дороге, приведший ее в город, где правил муж ее старшей сестры. Она рассказала сестре, что по их совету посмотрела на мужа при свете лампы и увидела божественного Купидона, но фитиль брызнул маслом и обжег бога. Психея рассказывала, как проснувшись, он сказал: «Ты за столь жестокое преступление уходи немедленно с моего ложа и забери свои пожитки, я же с сестрой твоей, – тут он назвал твое имя, – торжественным браком сочетаюсь».

Сестра Психеи, обманув мужа, тут же села на корабль и отправилась к тому обрыву, с которого Зефир приносил легким дуновением сестер во дворец Купидона. Встав на обрыве, она крикнула, «охваченная слепой надеждой: – Принимай меня, Купидон, достойную тебя супругу, а ты, Зефир, поддержи свою госпожу! – и со всего маху бросилась в бездну. Но до места назначения даже в виде трупа она не добралась. Ударяясь о камни скал, члены ее разбились и разлетелись в разные стороны, и она погибла, доставив своими растерзанными внутренностями, как заслуживала этого, легкую добычу для птиц и диких зверей… Не заставила себя ждать и следующая мстительная кара. Психея, снова пустившись в скитания, дошла до другого города, где, подобно первой, была царицей вторая ее сестра. И эта также поддалась на приманку родной сестры и – соперница Психеи – поспешила к утесу на преступный брак, но также упала, найдя себе гибель и смерть».

Первое, что предпринимает изгнанная из рая Психея – воздать по заслугам сестрам. Теперь Психея уже не та неопытная, доверчивая, пребывающая в неведении и счастии душа. Она теперь знает, что была замужем за божеством, что потеряла его из-за иллюзий, внушенных сестрами. И Психея уничтожает источник иллюзий, очищается от искажающих бытие начал – злых сестер.

«Между тем пока Психея, занятая поисками Купидона, обходит страны, он сам страдая от ожога, лежал и стонал в самой спальне у своей матери». Говорливая чайка поведала Венере о том, что ее сын болен, а также о том, что его избранница – Психея, которую она хотела наказать. Венера изливает гнев на сына и ищет следы Психеи, чтобы отомстить ей. Психея же ищет повсюду своего мужа. Увидев на вершине горы храм, она направляется к нему, надеясь найти там Купидона. Увидев колосья ячменя и пшеницы, серпы, всевозможные орудия жатвы в беспорядке, Психея принимается усердно разбирать их, приводя в порядок. За этим занятием ее застает «кормилица Церера», богиня этого храма, у которой Психея просит защиты от Венеры на несколько дней. Но, страшась гнева Венеры, Церера прогоняет Психею, сказав, что единственное, чем может ей помочь – не задержать и не предать тут же в мстительные руки Венеры.

В поисках своего крылатого разума, Психея попадает в храм плодов, труда и изобилия, где наводит порядок, т.е. порядок в храме труда и плодотворности своей души. Здесь она стремится скрыться от препятствий, но сама плодотворность толкает ее навстречу препятствиям, чтобы, преодолев их, она вышла из этой борьбы победительницей.

Психея идет дальше и видит в сумеречной долине храм Юноны. Войдя в него, она возносит мольбу богине, покровительствующей беременным женщинам, каковой Психея являлась, находящимся в опасности. Она молит: «…будь мне в моей крайней нужде Юноной покровительницей и, изнемогшую в стольких переживаемых мною мучениях, от страха грозящих опасностей освободи!»

Психея уже не молит спрятать ее от мести Венеры, а просит освободить от страха. Она находит в себе мужество встретить опасности лицом к лицу, но страх еще мешает ей. Юнона также отказывает Психее в прибежище и помощи.

Поняв, что если даже богини отказывают ей в приюте, что она нигде не сможет скрыться от мести Венеры, она решает отправиться к ней сама и, вооружившись присутствием духа, покориться ей. В то же время Психея надеется отыскать мужа в ее доме, при этом готовая к гибели.

При приближении к воротам владычицы любви, Психею хватает Привычка – из числа Венериной челяди: «Наконец-то, служанка негоднейшая, уразумела ты, что есть над тобой госпожа!.. – и, смело вцепившись ей в волосы, потащила ее, меж тем как она не оказывала никакого сопротивления».

Привычка – «Consuetudo. Это слово имеет в латинском языке и более узкое значение, а именно – «любовная связь» (прим. С. Маркиша).

Венера – богиня красоты и любви. Психея принимала дары и почести, которыми ее осыпали люди, как богиню, она не отвергала этого почитания, беря себе то, что принадлежит всеобщему началу красоты и любви. За это подверглась гонению этого начала.

«Как только Венера увидела, что Психею привели и поставили пред лицом ее, она разразилась громким хохотом, как человек, доведенный гневом до бешенства,… и говорит: – Наконец-то ты удостоила свекровь посещением! Или. Может быть, ты пришла проведать мужа, который мучается от нанесенной тобою раны? Но будь спокойна, я сумею обойтись с тобою, как заслуживает того добрая невестка! – И кричит: – Где тут Забота и Уныние, мои служанки? (Персонификация сопутствующих любви чувств). – Им, явившимся на зов, она передала ее на истязание. А те, согласно приказу хозяйки, избив бедняжку Психею плетьми и предав другим мучениям, снова привели ее пред господские очи».

После долгих поисков утраченного единства с крылатым разумом, Психею истязают Забота и Уныние – два качества души, стремящиеся уничтожить надежду на воссоединение с утраченным раем. Через мытарства заботы и уныния проходит каждая душа в поисках гармонии и душевного покоя.

«Опять Венера покатилась со смеху и говорит:

– Наверное, ты рассчитываешь, что во мне вызовет сострадание зрелище вздутого живота твоего, славное отродье которого собирается осчастливить меня званием бабушки? …брак был неравен, к тому же заключенный в загородном помещении, без свидетелей, без согласия отца, он не может считаться действительным, так что родиться от него незаконное дитя, если я вообще позволю тебе доносить его.

Сказав это, налетает она на ту, по-всякому платье ей раздирает, за волосы таскает, голову ее трясет и колотит нещадно, затем берет рожь, ячмень, просо, мак, горох, чечевицу, бобы – все это перемешивает и, насыпав в одну большую кучу, говорит: – Разбери эту кучу смешанного зерна и, разложив все как следует, зерно к зерну отдельно, до наступления вечера, представь мне свою работу на одобрение.

Указавши на множество столь разнообразных зерен, сама отправляется на брачный пир».

Муравьи сжалились над Психеей и решили ей помочь. До прихода Венеры все зерно было тщательно разобрано и отделено.

Первое задание Венеры – разобрать зерна, отделив одни от других. Если раньше Психея была неразборчива в том, какие начала истинные и созидательные, а какие иллюзорные, то теперь она многое понимает. Разобрать множество сортов зерна, не смешав их, значит отделить одни качества от других усердной работой. Муравьи – символ производительных сил души.

Второе задание Венеры – принести клочок драгоценной шерсти златорунных овец, пасущихся у берега реки. Психея вновь хочет покончить с жизнью, бросившись в реку, но вдруг к ней обращается тростинка: «Психея, столько бед испытавшая, не пятнай священных вод этих несчастною своею смертью и, смотри, не приближайся в этот час к ужасным овцам; когда палит их солнечный зной, на них обычно нападает дикое бешенство и они причиняют гибель смертным то острыми рогами, то лбами каменными, а подчас ядовитыми укусами. Когда же после полудня спадет солнечный жар и приятная речная прохлада стадо успокоит… ты найдешь золотую шерсть, застрявшую повсюду среди переплетенных ветвей – стоит лишь потрясти листву соседних деревьев». Психея вняла советам тростинки и после полудня набрала «полную пазуху мягкой золотисто-желтой шерсти».

Золотая шерсть – драгоценная солнечная пряжа, излучающая свет. Овцы носят ее как одежду на себе, а люди или боги могут из этой пряжи сотворить одежду для тела, облачиться в сияние золотого света – света истины. Но носители этого светоносного облачения – бешеные овцы с острыми рогами, каменными лбами и ядовитыми укусами. Истина может ослепить, если она не доступна пониманию. Применяя знание, данное тростинкой – что представляют собой овцы, как и когда можно собрать золотое руно, Психея не только не погибает, но и приносит драгоценную пряжу. Невежество сталкивает и разбивает о каменные лбы непознанного. Невежество не способно заглянуть в суть вещей, чтобы извлечь золото из любой на первый взгляд негативной ситуации или явления. Вспомним, как родители Психеи, погруженные во мрак неведения, предают себя вечной ночи – энтропии. Т.е. можно сказать, что они столкнулись с бешеными овцами невежества и были отравлены их ядовитыми укусами, не сделав попытку приподнять покрывало неведения, чтобы извлечь из-под него золотое руно мудрости, которое поведало бы им о божественном браке их дочери с Амуром. Неведение толкнуло бы Психею навстречу ядовитым укусам, знание дает ей в руки золото для облачения души.

Третье задание Венеры – принести ледяной воды из стигийских вод царства мертвых. Эти воды низвергались с вершины крутой горы. Психея взошла на вершину и увидела «приводящие в ужас родники», которые охраняли со всех сторон свирепые драконы «К тому же воды, обладающие даром речи, и сами себя охраняя, поминутно восклицали: – Назад! Что делаешь! Смотри! Что задумала? Берегись! Беги! Погибнешь!»

Исполнить это задание помогает орел – «царственная птица Юпитера всевышнего».

Ледяные воды, питающие Стикс, – воды смерти. Холод вод противоположен теплу и жизни. И сами воды, обладая даром речи, отгоняют от себя все живое. Драконы – символ страха смерти охраняют ее источники. Чтобы увидеть эти воды, нужно подняться на вершину крутой горы – символ величия смерти, также как и жизни. Горы – символ устремления к совершенству, символ мудрости. Смерть тоже совершенна и мудра. Воды смерти не только разлучают тело с душой, отправляя ее в царство Аида, но и трансформируют душу, если у нее есть крылья орла, способные лавировать меж ужасных драконов страха и наполнить сосуд сознания и души водами очищения. Орел – это внутренняя крылатая и зоркая сила, способная достать воды трансформации. В русской сказке крылатый ворон приносит мертвую и живую воду, также крылатое создание, обитатель небесной сферы – сферы мудрости, духа. Психея причастилась водой очищения.

Четвертое задание Венеры – спуститься в царство Аида и попросить у Прозерпины баночку красоты. Психея решила, что самый короткий путь в Тартар – умереть, бросившись с высокой башни.

Исполнить это задание Психее помогает башня, которая обращается к Психее: «Почему новые опасности и труды так легко удручают тебя?»

Психея третий раз пытается покончить с жизнью. Душа боится препятствий и трудностей, но предыдущие ее победы, пройденный путь не позволяют сдаться, и она вновь обретает знание.

Башня поведала Психее, где найти расщелину – вход в царство мертвых, что нужно с собой взять и кто встретится ей на пути. Особенно предупреждает о том, что нельзя заглядывать в баночку и «проявлять любопытство к скрытым в ней сокровищам божественной красоты». Взяв две монеты и две лепешки, Психея спускается по загробному пути. Она дает монету перевозчику душ умерших – Харону, лепешку – трехголовому псу Керберу успокоив этим его ярость, затем предстает перед Прозерпиной, излагая поручение Венеры. Взяв баночку красоты, Психея благополучно возвращается обратно, дав вторую лепешку псу и вторую монету Харону. Выбравшись на белый свет, Психея подумала: «Какая я глупая, что несу с собой божественную красоту и не беру от нее хоть немножечко для себя, чтобы понравиться прекрасному моему возлюбленному!

И, сказав так, открывает баночку. Там ничего решительно нет, никакой красоты, только сон подземный, поистине стигийский, сейчас же вырвавшийся из-под крышки, на нее находит, по всему телу разливается густое облако оцепенения и овладевает ею, упавшей в тот же миг на той же тропке. И лежала она недвижно, словно спящий мертвец».

Спустившись в царство теней, область смерти и трансформации, душа может либо погибнуть, либо очиститься, трансформироваться, преобразиться и получить новое знание, подобно тому, как Иван, попадая в царство Бабы Яги выходит из него преображенным, обновленным, обогащенным знанием. Психея нарушает запрет – открывает баночку с подземной красотой и засыпает мертвым сном. Это опять результат неведения – душа не знает, что такое подземная красота для живых. Она нарушает запрет, так как хочет выглядеть красивее, чтобы понравиться божественному мужу. Здесь она совершает аналогичную ошибку, что и вначале своего падения, поверив, что облик мужа страшен. Внешнее для нее становится важнее внутреннего, оболочка – содержания. Поэтому ее внутреннее, прекрасное засыпает.

«А Купидон, выздоровев от тяжкой своей раны и не перенеся столь долгого отсутсвия своей Психеи, ускользнул через высокое окно комнаты, где был заключен, и, с удвоенной быстротой полетев на отдохнувших за время долгого бездействия крыльях, мчится к своей Психее, тщательно снимает с нее сон и прячет его на прежнее место в баночку, Психею же будит безопасным уколом своей стрелы и говорит: – Вот ты, бедняжка, опять чуть не погибла все из-за того же твоего любопытства. Но пока что усердно исполни поручение, которое мать моя дала тебе своим приказом, а об остальном я позабочусь».

Открыть баночку с красотой царства мертвых – значит предпочесть внешнее внутреннему, оболочку содержанию, поэтому внутреннее, прекрасное засыпает.

Спасает Психею от смертного сна крылатый разум – Амур. Раны, нанесенные Психеей – неразумной душой, зажили, множество ошибок она уже искупила, поэтому возвышенный разум вновь обретает силы и может парить. Ясное сознание, умеющее отличить истинное от ложного, иллюзорное от сущностного, пробуждает сущностное прекрасное содержание Психеи. Сон разума и души – сон иллюзий прячет в баночку – ограничивает сферу этих проявлений и закрывает.

Амур обращается к великому владыке Юпитеру за помощью. Собрав всех богов, Юпитер возглашает свою волю – сделать брак Амура с Психеей законным и равным.

«Тут он отдает приказ Меркурию сейчас же взять Психею и доставить на небо и, протянув ей чашу с амброзией, говорит: – Прими, Психея, стань бессмертной. Пусть никогда Купидон не отлучается из объятий твоих и да будет это союз на веки веков». И тут же последовал брачный пир. «Так надлежащим образом передана была во власть Купидона Психея, и когда пришел срок, родилась у них дочка, которую зовем мы Наслаждением».

Чтобы избежать дальнейших противоречий с Венерой, Амур прибегает к помощи высшего начала – отцу богов Юпитеру, т.е. крылатое сознание обращается к высшему творящему началу – истине. Истина поднимает Психею на небо и делает бессмертной. Душа, пройдя путь от неведения к знанию и добродетели, обретает бессмертие и воссоединяется со своим крылатым ясным разумом на небесах – в духовной сфере. Плод, рожденный возвышенным разумом и чистой преображенной душой – Наслаждение, счастье единства гармонии духа и души.

Но если бы Психея не навлекла на себя гнев Венеры, принимая почести, адресованные богине, не нарушила обещание, данное мужу, то она не стала бы в конце всех перипетий бессмертной. Через преодоление ошибок Психея-душа преображается.

Психея, Психе олицетворение души, дыхания. Психея отождествлялась с тем или иным живым существом, с отдельными функциями живого организма и его частями. Дыхание человека сближалось с дуновением, ветром, вихрем, крылатостью. Души умерших представляются вихрем призраков вокруг Гекаты, призрак Ахилла под Троей появляется в сопровождении вихря.

Вообще, в понятие о душе различными народами вкладывалось различное содержание, вплоть до представлений о том, что у человека несколько душ. В общем виде, это понятие, несмотря на многообразие отдельных конкретных представлений, может быть описано следующим образом. Душа мыслится как тонкий невещественный человеческий образ, по своей природе - нечто вроде пара, воздуха или тени. Она рассматривается как причина жизни того существа, которое она одушевляет, владея его сознанием и волей. Душа способна покидать тело и переноситься с места на место. Большей частью неосязаемая и невидимая, она может обнаруживать физическую силу и являться людям спящим и бодрствующим преимущественно как призрак, отделенный от тела, но сходный с ним.

Истоки первобытных представлений о душе кроются в попытке первобытного человека ответить на вопросы: в чем разница между живым и мертвым? Что определяет состояние бодрствования, сна, болезни? Что собой представляют образы, являющиеся в снах и видениях?

Психея представлялась на памятниках изобразительного искусства или в виде молодой девушки с крыльями бабочки, или в виде бабочки, то вылетающей из погребального костра, то отправляющейся в аид. Иногда бабочка прямо отождествлялась с умершим. Греческое слово "психея" означает "душа" и "бабочка". Психея представлялась и как летящая птица. Души умерших в аиде рисуются летающими, они слетаются на кровь, порхают в виде теней и сновидений. Душа Патрокла удаляется с "писком", причем употребляется глагол tridzein, "щебетать", "пищать". Души убитых Одиссеем женихов также уходят в аид с писком нетопырей.

Психея изображалась и в виде орла, устремляющего ввысь своей полет. В ряде текстов Гомера диафрагма воспринимается как Психея - душа. Кровь - тоже носитель души; у раненого душа выходит через рану, очевидно, в виде крови или ее вырывают вместе в острием копья: "из зияющей раны теснимый Дух излетел" (Гомер "Илиада", XIV 518-519). По Пифагору, Психея питается кровью; кровь - "седалище души".

Апулей в "Метаморфозах" рассказывает о полной приключений, романтичной любви Амура и Психеи; странствиях человеческой души, жаждущей слиться с любовью.

Своим названием и первым определением психология обязана греческой мифологии. Эрос, сын Афродиты, влюбился в очень красивую молодую женщину Психею.

Эрос - греческий бог любви. С VI века до н. э. возникают мифы, определяющие место Эроса в олимпийской семье богов. Эросу соответствуют римские Амур и Купидон (латинское "cupido" - желание).

Эроса почитали так же как бога плодородия, продолжения рода, бога, знавшего изначальный Хаос, одного из древнейших богов. В Дионисийских Мистериях Эроса называют " protagonus", то есть первый из рожденных, первенец. При этом есть много версий того, кем именно был рожден Эрос. По Аристофану ("Птицы") Эрос был рожден Эребом и Нюктой (Ночью), в более поздних мифах он сын Афродиты и Ареса. Однако в "Теогонии" Гесиода Эрос является спутником Афродиты, но отнюдь не её сыном. По другой легенде он сын Ириды и Зефира.

Одна из ранних легенд гласит, что именно Эрос заставил сплестись в объятии Урана (Небо) и Гею (Землю), которые дали жизнь многочисленным потомкам. В тех же "Птицах" Аристофана говорится, что Эрос "насиживал" человечество и именно он даровал людям свет бытия. При этом будучи одним из древнейших богов, Эрос довольно поздно занял свое место в религиозных мистериях и самом пантеоне. В Феспе его почитали как древнего бога плодородия, а в Афинах существовал культ Афродиты и Эроса. В Афинах также четвертый день каждого месяца был посвящен Эросу. Иногда Эрос фигурирует в источниках как Эрот (множественное число от "эрос"). Антэрос (известный также как божество платонической любви) был братом Эроса, вторым сыном Афродиты и Ареса.

Эроса обычно изображают в виде крылатого мальчика или юноши с луком и стрелами, прицеливающегося и готового поразить любовью и желанием сердце бога или смертного. Стрелы у Эроса есть двух видов: золотые, оперенные голубиными перьями, и свинцовые с совиными перьями. Одни вызывают любовь, другие безразличие. Сафо называла Эроса прекрасным, но жестоким к своим жертвам в своем очаровании, а любовь уподобляла сладкой горечи. Будучи совершенно бессовестным, Эрос представляет собой явную опасность для всех, кто на свою беду окажется рядом с ним: в его привычках сеять своими стрелами вокруг себя столько смятения и боли, сколько окажется возможно. Но в легенде говорится и о том, что однажды он сам влюбился.
Согласно этой легенде Эрос был неразлучным спутником своей матери, а также исполнителем её воли и помощником во всех её божественных делах. Случилось так, что Афродита прониклась завистью к красоте смертной девушки Психеи. Охваченная ревностью богиня повелела Эросу пронзить сердце Психеи золотой стрелой, чтобы она полюбила самого отвратительного мужчину на свете. Эрос согласился исполнить желание матери, но увидев Психею, сам полюбил её.

Прекрасная Психея стала женой невидимого и таинственного Эроса, который ежедневно приходил к ней, но лишь по ночам и в темноте, предупреждая свою возлюбленную, что она не должна не вносить огонь в спальню и видеть его без покрова ночи.

Психея влюбляется в Эроса, даже не видя его, но ревнивые сестры убеждают её, что она вышла замуж за ужасное чудовище, которое собирается причинить ей вред. Они подстрекают её к убийству мужа. В одну роковую ночь любопытство и страх взяли верх и Психея спрятала масляную лампу и нож в спальне. Когда Эрос заснул, она вытащила светильник и зажгла огонь, чтобы увидеть монстра, но вместо этого увидела прекрасного спящего юношу.

При виде его красоты её охватывает дрожь, и несколько капель раскаленного масла со светильника попадает на кожу Эроса. Он просыпается от боли, видит нож, который она держит в руке. В ярости от предательства любимой Эрос улетает, а Психея в отчаянии отправляется искать возлюбленного по всему свету.

Эрос возвращается к своей матери Венере/Афродите, которая лечит его раны и всячески тиранит Психею. После нескольких трудных заданий она приказывает Психее спуститься в Нижний Мир и взять у Персефоны шкатулку с частицей её красоты. Психея не знает о намерениях Венеры, которая надеется, что девушка не переживет опасностей путешествия. Но ей удается достичь цели благодаря наставлениям разговаривающей башни, с которой она хотела броситься вниз, чтобы свести счеты с жизнью. Получив шкатулку у Персефоны, Психея открывает её в надежде вернуть себе любовь Эроса, но вместо этого погружается в глубокий сон, неотличимый от смерти.

Эрос, исцелившийся от ран, тоскует по своей возлюбленной и повсюду ищет её. Он будит Психею, уколов ее стрелой из своего колчана, а потом улетает, чтобы убедить Юпитера (Зевса) принять его сторону в споре с сердитой Венерой (Афродитой). В конце концов им удается умиротворить Венеру. Юпитер благословляет Психею и Эроса. Он превращает девушку в богиню, сделав её бессмертной. Так влюблённые соединяются навеки. Вскоре у Психее и Эроса рождается дочь, которую называют Наслаждением.

Для греков этот миф был классическим образцом истинной любви, высшей реализации человеческой души. Поэтому Психея - смертная, обретшая бессмертие, - стала символом души, ищущей свой идеал.

По Гомеру души умерших в Подземном царстве выглядят как живые люди. На греческих гробницах душу часто изображали в виде птицы, а позднее - в виде бабочки. Психею иногда изображали с крылышками, что говорило о способности души к полету и перерождению, а иногда - с бабочкой в руках.

Греческая мифология интересна тем, что в ней боги подобно людям любят, ненавидят, страдают от неразделенной любви. Психея ради своего возлюбленного была готова на все что угодно: пройти сквозь страдания, лишения, и в итоге, обретение такого долгожданного счастья – быть вместе с Амуром.

Кто такая Психея в мифологии?

Образ души у древних греков ассоциировался с чем-то легким, прекрасным и невесомым, как например, бабочка. Кто такая Психея, можно понять, если знать значение этого имени – «душа», «дыхание» - то, что есть у всего в природе, и без которого нет жизни. Тем и прекрасен образ Психеи, которая часто изображалась в виде юной девушки с крыльями, иногда трансформирующейся в бабочку. Психея стала олицетворением науки психологии. Все те испытания, которые пришлось пройти Психее содержат в себе глубокое сакральное и философское значение.

Психея мифология

Психея это любимый греками персонаж из древнекультурного наследия. Легенда о Психее и Амуре стала источником вдохновения для многих писателей, на ее основе созданы многие сказки, в которых главная героиня проходит подобные трансформации: «Красавица и чудовище», «Аленький цветочек». Путь Психеи – это жертвенность, принятие и искупление. Миф любим греками еще и потому, что имеет счастливый конец, что является редким для эллинской мифологии.

Дети Психеи

Психея богиня, олицетворяющая дыхание жизни, Но в ранг божеств она была возведена только после прохождения всех испытаний, выпавших ей. Для нее, как для женской сущности, это стоило того. В счастливом браке с Амуром (Эросом) родилась прекрасная девочка Волупия – что значит «наслаждение» и «удовольствие». Святилище в Палатине – место, где влюбленные греки поклонялись дочери Психеи и Амура.

Психея и Афродита

Миф о Психее и Амуре – это и миф об очень непростых отношениях между Психеей и , двух прекрасных женщин: возлюбленной и матери. Повествование начинается с того, что у одного царя было три дочки, младшая – Психея затмило своей красотой Афродиту. Все внимание люди сосредоточили на Психее, постепенно забывая о богине любви. Афродиту оскорбило такое отношение, и она решила сгубить соперницу.

Афродита задумала коварный план и обратилась за помощью к сыну Амуру, чтобы тот поразил Психею стрелой любви к самому недостойному из людей. Амур поспешил выполнить просьбу матери, но увидев, как прекрасна Психея сам возжелал ее. Афродита не ожидала такого поворота событий. Не всегда боги ведают последствия своих действий и своей попыткой сгубить Психею, богиня способствовала зарождению любви между Эросом и Психеей.

Психея и Эрос

В это время отец Психеи в отчаянии обращается к Милетскому оракулу с вопросом о женитьбе Психеи. Оракул предсказал, что его дочь не предназначена для человека, а для крылатого существа, велел отвести ее на край обрыва и оставить. Царь так и сделал. Тотчас Психею подхватил бог ветра Зефир и доставил в прекрасный дворец. Ночами к ней являлся Амур и до восхода солнца они предавались любовным утехам. Все попытки Психеи увидеть его, Амур пресекал и строго наказал даже не пытаться его увидеть, иначе она лишится супруга.